Фонд В. Потанина. 12 лет, 12 тысяч стипендий и 200 музеев
- Category: Благотворительность
Лариса Зелькова, генеральный директор Благотворительного фонда В. Потанина, о потраченных миллионах на таланты и музеи, о приоритетах и задачах, о реформе образования и постоянном источнике оптимизма.
Как возникла идея создания Фонда?
Фонд был создан в конце 1999 года. Однако благотворительностью Владимир Потанин занимался практически с момента основания своего бизнеса, с начала 90-х. Довольно рано был удостоен за это церковной награды – в 1993 году патриарх Алексий Второй наградил Потанина орденом Святого равноапостольного князя Владимира третьей степени. А после кризиса 1998 года пришло понимание, что благотворительностью нужно заниматься профессионально. То есть не просто давать деньги, а стремиться к осуществлению каких-то системных проектов в этой сфере. Тогда и появился Благотворительный фонд В. Потанина. Его первым проектом стала стипендиальная программа для студентов – выпускников норильских школ, которые учились на отлично вдали от дома...
За почти двенадцать лет как-то изменились задачи и приоритеты Фонда?
Приоритеты у нас стабильные: поддержка одаренных российских студентов и перспективных преподавателей через стипендиальные и грантовые программы. Талантам нужно помогать – бездарности пробьются сами, как говорится. Еще одно, на мой взгляд, не менее важное направление нашей деятельности – развитие российской музейной сферы. Здесь у нас есть две большие программы: «Меняющийся музей в меняющемся мире» и «Первая публикация». Их цель – поддержать те российские музеи, которые хотят быть современными, открытыми для самых разных посетителей.
По какому принципу в Фонде отбирают стипендиатов?
По объективному, если вы об этом. Никакой протекции в Фонде не наблюдается. Существуют специальные конкурсы для отбора разных потенциальных грантополучателей – и студентов, и музейщиков, и преподавателей. У каждого конкурса есть своя независимая комиссия, которая оценивает всех претендентов. Мало того, для каждой программы разработаны своя система оценок и свой тип конкурса. Так что никакого протежирования кого-то из соискателей у нас нет и быть не может. Наверное, поэтому за 12 лет существования Фонда стипендиаты и победители конкурсов своей деятельностью практически всегда подтверждали справедливость выбора Фонда. Отбор Фонда максимально корректный, позволяющий побеждать самым сильным.
Финансирование Фонда происходит из личных средств Владимира Потанина или, может быть, вы еще кого-нибудь привлекли к этому?
Нет, никого не привлекали. Фонд финансируется из его личных средств.
Как Фонд относится к идее софинансирования государственных проектов, в том числе социальных?
У нас нет такого опыта. Возможно, когда-нибудь займемся и этим. Софинансирование – это не про нас. Да и зачем нам это? За 12 лет нам удалось заплатить 12 тысяч стипендий молодым людям, поддержать около 200 музеев, маленьких и больших, художественных, исторических, краеведческих, из самых разных уголков нашей страны. И это наша гордость! Всем нашим получателям мы предлагаем не только денежный грант, но обязательно чему-нибудь учим, предлагаем стажировки, общение с коллегами, изучение лучшего профессионального опыта. Мы это делаем практически во всех наших программах.
Есть такое мнение, что успех Фонда Потанина напрямую связан с тем, что к миллионеру Потанину лояльны российские власти... Как вы можете это прокомментировать?
Я думаю, что здесь все как раз наоборот. Власти лояльны к Потанину в благодарность за то, что он делает в Фонде. Любой инвестор, работающий в России, заинтересован в том, чтобы здесь развивалась творческая среда, люди были бы образованными, активными и ответственными, потому что без этого никакие деньги не помогут сделать хороший инвестиционный проект. В этом смысле Потанин – тот же инвестор, но желающий, чтобы в стране развивалась не только материальная сторона жизни.
А где «одаренному и талантливому» можно про вас узнать? Я много общаюсь со студентами различных столичных вузов, и не сказать, что они все бездарности, но о Фонде Потанина не слышала ничего. Задавшись специальной целью, я сумела найти только сайт Фонда.
Никаких промоакций, если вы об этом, мы не проводим, буклеты в университетах не распространяем и листовки у метро не раздаем. Трудно рекламировать такой продукт, как благотворительность, да и ни к чему. Для справки: только в этом году в нашей стипендиальной программе участвуют 58 вузов из разных регионов страны. Ежегодно свои заявки на участие в программе присылают порядка 15 тыс. студентов, около 1200 из них по итогам становятся потанинскими стипендиатами. Среди них много ныне известных людей.
Все у вас так радужно! Как будто и не о России речь идет. Фонд пугает что-нибудь в российском обществе или он только всему радуется?
Наша радость происходит от того, что мы основную свою работу ведем, повторюсь, с очень яркими молодыми умами и талантливыми людьми, это постоянный источник оптимизма. А пугает нас снижение стандартов образования в России. За 20 лет профессия учителя, одного из главных людей в жизни каждого человека, пришла к очень низкому социальному статусу. В течение двух десятков лет тратилось очень мало денег на образование. Это сильно пугает, потому что это дорога в никуда.
А к реформе образования как относится Фонд, в частности к введению ЕГЭ?
Мы относимся уважительно к реформам, потому что считаем, что таким образом наша власть ищет способы модернизировать российскую образовательную среду – что само по себе очень правильно. Другой вопрос, что нам всем немного не хватает понимания, а что же мы хотим сами получить от нашего образования? Поэтому, наверное, попытки введения ЕГЭ, переход на двухступенчатую систему образования в вузах (бакалавриат и магистр), присоединение к Болонской системе (по которой наши российские дипломы, кстати, теперь котируются как дипломы о высшем образовании в странах Запада) вызывают столь неоднозначную реакцию... Но то, что нам нужно двигаться в сторону интеграции в международное образовательное сообщество, – безусловно, да; что нужно внедрять систему объективной оценки знаний школьников и абитуриентов – тоже, безусловно, так.
Вы считаете, что ЕГЭ – это объективная оценка знаний? Я разговаривала с преподавателями одного гуманитарного факультета МГУ: так вот, они были в ужасе, когда первокурсники, поступившие по ЕГЭ, в диктанте по русскому языку делали такие ошибки, как отсутствие мягкого знака на конце в глаголах «читаешь», «плачь» и тому подобное.
Я понимаю, о чем вы говорите. Но это уже проблема того, каким образом эта реформа внедряется. Идеала нет. Но надо двигаться в сторону более объективной оценки знаний и перенимать лучший опыт в этом вопросе. Нам надо хотя бы научиться не списывать, не подкупать преподавателей, нужно найти свой собственный способ объективной оценки знаний. Ни американский, ни немецкий, ни французский опыт нам, к сожалению, не подойдут.