Матрас и вера

Category: passion & power

Иван Миронов — российский общественный деятель, публицист. Член исполкома Конгресса русских общин. Сын бывшего сопредседателя Национально-Державной партии России Бориса Миронова. В 2003 году работал начальником отдела в территориальном управлении центрального штаба блока «Родина. Народно-патриотический союз», тогда же выдвигался кандидатом в депутаты Госдумы от блока «Родина». В марте 2005 года объявлен в федеральный розыск по обвинению в покушении на Анатолия Чубайса. Миронов заявил о своей непричастности к покушению. 11 декабря 2006 года задержан вместе с отцом. Через несколько дней он должен был стать кандидатом исторических наук.

 4 декабря 2008 года решением Верховного Суда России удовлетворена кассационная жалоба по вопросу незаконного содержания под стражей Ивана Миронова, который был выпущен под поручительство ряда депутатов Государственной Думы. В 2009 году была издана книга Миронова «Замурованные: Хроники Кремлевского централа», в которой он описал свое пребывание в Федеральной тюрьме №1 и в Шестом спецкорпусе «Матросской тишины».

Представьте себе малогабаритную кухню, где сидят 3–4 человека. Они там едят, спят, справляют свои естественные надобности, пытаются как-то выживать. Создавать хорошие бытовые условия под этих людей невыгодно. Потому что если у человека не будет разницы между тюрьмой и волей, тогда – смысл всей этой системы? В специзоляторе 99/1, где я сидел полтора года, как-то устроить свой быт было практически невозможно. Например, в одной камере, где я сидел, у одного человека, условно говоря, было $500 млн, у другого $2 млрд, у третьего $20 млн. А нормального мяса получить невозможно, потому что передача ограничена 30 кг. Из более ли менее натуральных продуктов можно только соленую рыбу. И осетрина крепкого засола – это все, что они могли себе позволить на свои миллиарды. И будь ты хоть трижды Ходорковским, вкуснее палки сырокопченой колбасы на этом централе тебе не обломится. Ибо все продукты, разрешенные к передаче, жестко ограничены постным списком. Так что даже у олигархов пробуждается аппетит к баланде.

А вот шмотками на «Кремлевском централе» (ИЗ-99/1) никого не удивишь: последний зек может ходить в туфлях от Prada за пятьсот евро, а полы, бывает, моют шотландским кашемиром за четыреста. В закрытой системе с отсутствием денежного оборота и барского фетишизма привычка к кичливой респектабельности находит здесь весьма оригинальную интерпретацию. Знаю один случай, когда заключенный развлекался, заказывая для всей камеры майки по типу футбольной формы с надписями: «Матросская тишина, №, фамилия и имя». И вся камера выходила на проверку как футбольная команда. Другой, перед тем как поехать на зону, заказал себе фуфайку у известного модельера за $10 тыс. Предел материального счастья на 99/1 – это новый матрас. Для миллионеров это как иметь «Майбах». Если тебе удалось правдами и неправдами поменять свою измочаленную тряпку с отсыревшими комками ваты на девственный матрас, еще пропитанный запахом складского новья, хотя бы спустя полгода после заезда на «девятку», считай, что ты совершил рывок в первую десятку Forbes формата 99/1.

Миллионеры и миллиардеры, нефтяники и латифундисты соседствуют с отпрысками беспредельных девяностых, тупо убивавших себе подобных за щедрый счет в кабаке или турпутевку в капиталистическую страну. Слетают все маски – в тюрьме ее невозможно носить, все в духовном и моральном плане голые, как в бане. И, как в бане, ни у кого нет ни чинов, ни различий. Для любого человека с воли, особенно оказавшегося за решеткой в первый раз, лишение свободы – это неизбежный шок. Тем более, если еще сутки назад ты погонял, как хотел, личную охрану, а теперь охрана погоняет тебя, обращаясь не по имени-отчеству, а «Эй, ты!», «Иди сюда». О вольном прошлом сидельцев могут поведать лишь шрамы: у одних – от ранений, у других – от липосакции.

В тюрьме, кстати, становится явно заметна специфика мозга предпринимателей. Человек управляет миллиардами, дотошно высчитывает каждый доллар, каждый процент, контролирует каждую сделку... Попадая в тюрьму, он лишается возможности управлять этими активами, и он начинает «управлять» целлофановыми пакетами, шнурочками, носками. Психология человека остается той же самой, он просто переносит свои действия в новые условия. Таким педантом на моей памяти был Леша Френкель (известный российский банкир – ред.). Он вообще ничего не выкидывал. Банкир, который, по версии следствия, не пожалел трехсот тысяч долларов на устранение первого зампреда Центробанка Козлова из исключительно мстительных соображений, в тюремном быту с сиротской жадностью собирал и в уголке складировал пайки, стирал и сушил все целлофановые пакеты, в том числе дырявые, завешивая ими постоянно сушильные веревки, мыл и складывал тарелочки от «Доширака», все газеты, которые заходили ему по подписке, описывал и сдавал на склад. Потому что это все его имущество, забрать его никто не может, и он имеет право это хранить. Так у него набралось где-то 40 баулов бумаг, пакетиков, тарелок. При этом с каждой бумажки, которая писалась им куда-то там, снималась рукописная копия, шла опись каждой тарелочке, каждой бутылочке. Надо сказать, что это очень волевой и сильный человек. Он по-философски относился к своему заключению, называл это неким путешествием в затерянный мир. При этом он отказывался от духа тюрьмы и ее сленга. Он называл камеру комнатой, следственные процедуры – встречами, воронок – автобусом, шконку – кроваткой.

Если говорить о быте, то иногда следствие даже заинтересовано в усилении строгости содержания именно для крупных бизнесменов, олигархов, чиновников, чтобы они в полной мере ощутили максимальный контраст между тем, что у них было на воле, и тем, где они сейчас, чтобы склонить их на определенные действия. Поэтому иногда условия для них складываются гораздо хуже, чем для обычных сидельцев.

На зоне, если за человеком нет так называемой «тачковки», то в принципе он может наладить себе вполне неплохой быт. Но в тюрьме таких поблажек, как на зоне, нет. Если же за человеком идет «колпак», т. е. у следствия есть на него зуб, то были и такие случаи, когда очень богатых людей засылали в лагеря, где сидели по 500 человек с ВИЧ, жили в бараках, и они ни за какие деньги решить вопрос своего содержания не могли.

Для многих на зоне, в тюрьме обращение к вере – это единственное спасение. Потому что самое главное в тюрьме – это сохранить себя, сохранить стержень. Потому что той уверенности и бесстрашия, на которых люди зарабатывали свои миллиарды, в тюрьме не хватает, и, конечно, очень многих спасает вера. Яркие примеры – Константин Братчиков, Василий Бойко, Фаиль Садретдинов. Многих интеллигентных людей в таких ситуациях спасает именно их мировоззрение, потому что это позволяет им по-философски относиться к той ситуации, в которой они оказались. И понимать, что это не край, это не конец, это лишь определенный этап, на котором надо собраться и его пройти.

Читайте так же тюрьма для миллионеру, Пуля для миллионера, Знаменитые тюрьмы России